Минобороны РФ подтвердило смерть 19-летнего контрактника Вадима Костенко, и это не только страшная новость. Это странная новость. Никакими другими странными событиями трагедия не сопровождается, пишет Илья Мильштейн.
Гибель солдата? Есть ли что банальней смерти на войне… Комментарий Пескова, который ничего не знает? Он почти никогда ничего не знает. Реакция родителей, которые отказываются верить генералам, предполагающим, будто Костенко покончил с собой из-за несчастной любви? Так ведь известно, что многие суициды в этом ведомстве принято сваливать на невинных девушек.
Это же традиция: прямые убийства, унижения и пытки, доведшие до самоубийства, нередко объясняются «разладом в личных отношениях» с невестой. И если мама с папой ежедневно беседовали с сыном по телефону и он неизменно, до самого последнего дня «веселый был, довольный, смеялся», то как им отнестись к официальной версии?
Все это не удивляет, как и расследование, проведенное в соцсетях Русланом Левиевым и его группой Conflict Intelligence Team. Раньше они занимались Украиной,обнаруживая, в частности, могилы тамбовских спецназовцев. Теперь, когда шахтеры с трактористами, освоив фронтовые бомбардировщики и крылатые ракеты морского базирования «Калибр», переключились на Сирию.
Руслан с коллегами отслеживают этот регион. Расследование ведется с предельной скрупулезностью. Слухи о девяти погибших не подтверждаются: нет сведений. Смерть Вадима Костенко — к сожалению, правда.
Вот и Минобороны выступило с официальным сообщением, но это полноценная сенсация.
Дело в том, что в мае Путин подписал известный указ, засекречивающий военные потери «в мирное время в период проведения специальных операций». Указ вполне бесчеловечный и по сути беззаконный, однако в августе подтвержденный решением Верховного суда. Карающий в том числе и за разглашение тайны, и даже за измену родине (от 7 до 20 лет). Указ, согласно которому о смерти контрактника Костенко мы ничего не должны были узнать.
Ясно, почему об этом событии нас информирует Руслан Левиев. Смысл его жизни заключается в том, чтобы говорить правду и останавливать войны, и плевать он хотел на указ. Ясно также, отчего не молчат мать и отец солдата, его тетя и младшая сестра.
Молчаливое согласие с версией, согласно которой Костенко погиб в Сирии по причине несчастной любви, было бы предательством по отношению к близкому человеку. Правда, так тоже бывает, когда родня отмалчивается, запуганная и подкупленная, но здесь явно другой случай. Близкие, вопреки известному указу, хотят узнать, что на самом деле произошло с их сыном. В этой проклятой Сирии.
А вот о том, почему не стали засекречивать эту потерю на Арбатской площади, мы можем только гадать.
Быть может, генералы просто растеряны. Весь мир уже знает, что российский контрактник погиб, 28 октября похороны, и из Кремля позвонили: мол, придумайте что-нибудь. Типа несчастной любви, и вам за это ничего не будет. И генералы взяли под козырек, и хотя закон был нарушен, но благодаря всей этой гласности все-таки удалось засекретить нечто гораздо более важное.
Быть может, участие солдата в наземной операции. Или смерть от руки боевого, как говорится, товарища. Или доведение до самоубийства. Наверное, будет еще официальное расследование, слишком громким оказалось это дело, но итоги его вряд ли будут сильно отличаться от того, что нам сказали вчера.
Однако не исключено, что в анонимном первоначальном заявлении представителя Минобороны скрывается нечто иное. Какое-то подобие бунта, очень тихого, со ссылкой на источник, пожелавший остаться неизвестным, но по-человечески вполне понятное. Все-таки нормальные армии так не воюют, и о смерти, к примеру, американского солдата при выполнении спецзадания или во время учений пресса и близкие информируются очень скоро, и хоронят их как героев, а не как наших «добровольцев».
Генералам, пожелавшим остаться неизвестными, могло же быть за державу обидно и жаль этого мальчика? А если предположить, что далеко не весь офицерский корпус в РФ, включая отдельных военачальников, точно знает, что мы забыли в Сирии, то протестная версия кажется не слишком маловероятной. Версия как версия.
А вот о чем следовало вчера и следует сегодня говорить без малейших сомнений, так это о невыполнимом в принципе и предательском по сути указе Путина о засекречивании потерь. Правую ты войну ведешь или подлую, в мирное время или в иные времена, каждый твой солдат, присягавший Родине и отдавший жизнь за Россию, имеет право обрести имя, и о том, как он погиб, страна должна знать.
Исключения возможны, но только в тех случаях, когда далеко за границами государства смертью храбрых гибнут шпионы — под чужими, допустим, именами. Но это совершенно особый случай, редкий, экзотический. Впрочем, все тайное, как сказано в одном авторском комментарии, становится явным, и на чужих могилах тоже со временем проступают подлинные имена.
Главная беда, однако, заключается в том, что во главе нашей страны стоит разведчик, для которого спецоперацией является практически вся его жизнь, равно и жизнь подчиненных. Оттого таким позором оборачивается смерть «отпускников» в Украине и отречение от тех, кто, заблудившись в чужих краях, попал в плен.
Таинственная гибель 19-летнего Костенко из того же ряда, и все, что мы о ней знаем сегодня, это «несчастная любовь». Романтическая такая смерть, в рамках литературной традиции, а также обычаев, принятых в Минобороны РФ. Страшная новость. Странная новость. Потеря, которую почему-то недозасекретили, и отзывается она болью, которая тем сильней, чем ясней абсурдность очередного заграничного похода.
